Поэзия Блокадного Ленинграда.

Ольга Берггольц
* * *

 

Мы предчувствовали полыханье
этого трагического дня.
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина! Возьми их у меня!

 

Я и в этот день не позабыла
горьких лет гонения и зла,
но в слепящей вспышке поняла:
это не со мной - с Тобою было,
это Ты мужалась и ждала.

 

Нет, я ничего не позабыла!
Но была б мертва, осуждена -
встала бы на зов Твой из могилы,
все б мы встали, а не я одна.

 

Я люблю Тебя любовью новой,
горькой, всепрощающей, живой,
Родина моя в венце терновом,
с темной радугой над головой.

 

Он настал, наш час, и что он значит -
только нам с Тобою знать дано.
Я люблю Тебя - я не могу иначе,
я и Ты - по-прежнему - одно.

 

Июнь 1941

 

Эдуард Асадов
Ленинграду

 

Не ленинградец я по рожденью.
И все же я вправе сказать вполне,
Что я - ленинградец по дымным сраженьям,
По первым окопным стихотвореньям,
По холоду, голоду, по лишеньям,
Короче: по юности, по войне!

 

В Синявинских топях, в боях подо Мгою,
Где снег был то в пепле, то в бурой крови,
Мы с городом жили одной судьбою,
Словно как родственники, свои.

 

Было нам всяко: и горько, и сложно.
Мы знали, можно, на кочках скользя,
Сгинуть в болоте, замерзнуть можно,
Свалиться под пулей, отчаяться можно,
Можно и то, и другое можно,
И лишь Ленинграда отдать нельзя!

 

И я его спас, навсегда, навечно:
Невка, Васильевский, Зимний дворец...
Впрочем, не я, не один, конечно.-
Его заслонил миллион сердец!

 

И если бы чудом вдруг разделить
На всех бойцов и на всех командиров
Дома и проулки, то, может быть,
Выйдет, что я сумел защитить
Дом. Пусть не дом, пусть одну квартиру.

 

Товарищ мой, друг ленинградский мой,
Как знать, но, быть может, твоя квартира
Как раз вот и есть та, спасенная мной
От смерти для самого мирного мира!

 

А значит, я и зимой и летом
В проулке твоем, что шумит листвой,
На улице каждой, в городе этом
Не гость, не турист, а навеки свой.

 

И, всякий раз сюда приезжая,
Шагнув в толкотню, в городскую зарю,
Я, сердца взволнованный стук унимая,
С горячей нежностью говорю:

 

- Здравствуй, по-вешнему строг и молод,
Крылья раскинувший над Невой,
Город-красавец, город-герой,
Неповторимый город!

 

Здравствуйте, врезанные в рассвет
Проспекты, дворцы и мосты висячие,
Здравствуй, память далеких лет,
Здравствуй, юность моя горячая!

 

Здравствуйте, в парках ночных соловьи
И все, с чем так радостно мне встречаться.
Здравствуйте, дорогие мои,
На всю мою жизнь дорогие мои,
Милые ленинградцы!

 

Анна Ахматова
Мужество

 

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.

 

Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

 

Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки.

 

Муса Джалиль
Прости, Родина!

 

Прости меня, твоего рядового,
Самую малую часть твою.
Прости за то, что я не умер
Смертью солдата в жарком бою.

 

Кто посмеет сказать, что я тебя предал?
Кто хоть в чем-нибудь бросит упрек?
Волхов - свидетель: я не струсил,
Пылинку жизни моей не берег.

 

В содрогающемся под бомбами,
Обреченном на гибель кольце,
Видя раны и смерть товарищей,
Я не изменился в лице.

 

Слезинки не выронил, понимая:
Дороги отрезаны. Слышал я:
Беспощадная смерть считала
Секунды моего бытия.

 

Я не ждал ни спасенья, ни чуда.
К смерти взывал: - Приди! Добей!..-
Просил: - Избавь от жестокого рабства! -
Молил медлительную: - Скорей!..

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Судьба посмеялась надо мной:
Смерть обошла - прошла стороной.
Последний миг - и выстрела нет!
Мне изменил мой пистолет...

 

Скорпион себя убивает жалом,
Орел разбивается о скалу.
Разве орлом я не был, чтобы
Умереть, как подобает орлу?

 

Поверь мне, Родина, был орлом я,-
Горела во мне орлиная страсть!
Уж я и крылья сложил, готовый
Камнем в бездну смерти упасть.

 

Что делать? Отказался от слова,
От последнего слова друг-пистолет.
Враг мне сковал полумертвые руки,
Пыль занесла мой кровавый след...

 

...Я вижу зарю над колючим забором.
Я жив, и поэзия не умерла:
Пламенем ненависти исходит
Раненое сердце орла.

 

Вновь заря над колючим забором,
Будто подняли знамя друзья!
Кровавой ненавистью рдеет
Душа полоненная моя!

 

Только одна у меня надежда:
Будет август. Во мгле ночной
Гнев мой к врагу и любовь к Отчизне
Выйдут из плена вместе со мной.

 

Есть одна у меня надежда -
Сердце стремится к одному:
В ваших рядах идти на битву.
Дайте, товарищи, место ему!

 

Муса Джалиль
Прости, Родина!

 

Прости меня, твоего рядового,
Самую малую часть твою.
Прости за то, что я не умер
Смертью солдата в жарком бою.

 

Кто посмеет сказать, что я тебя предал?
Кто хоть в чем-нибудь бросит упрек?
Волхов - свидетель: я не струсил,
Пылинку жизни моей не берег.

 

В содрогающемся под бомбами,
Обреченном на гибель кольце,
Видя раны и смерть товарищей,
Я не изменился в лице.

 

Слезинки не выронил, понимая:
Дороги отрезаны. Слышал я:
Беспощадная смерть считала
Секунды моего бытия.

 

Я не ждал ни спасенья, ни чуда.
К смерти взывал: - Приди! Добей!..-
Просил: - Избавь от жестокого рабства! -
Молил медлительную: - Скорей!..

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Судьба посмеялась надо мной:
Смерть обошла - прошла стороной.
Последний миг - и выстрела нет!
Мне изменил мой пистолет...

 

Скорпион себя убивает жалом,
Орел разбивается о скалу.
Разве орлом я не был, чтобы
Умереть, как подобает орлу?

 

Поверь мне, Родина, был орлом я,-
Горела во мне орлиная страсть!
Уж я и крылья сложил, готовый
Камнем в бездну смерти упасть.

 

Что делать? Отказался от слова,
От последнего слова друг-пистолет.
Враг мне сковал полумертвые руки,
Пыль занесла мой кровавый след...

 

...Я вижу зарю над колючим забором.
Я жив, и поэзия не умерла:
Пламенем ненависти исходит
Раненое сердце орла.

 

Вновь заря над колючим забором,
Будто подняли знамя друзья!
Кровавой ненавистью рдеет
Душа полоненная моя!

 

Только одна у меня надежда:
Будет август. Во мгле ночной
Гнев мой к врагу и любовь к Отчизне
Выйдут из плена вместе со мной.

 

Есть одна у меня надежда -
Сердце стремится к одному:
В ваших рядах идти на битву.
Дайте, товарищи, место ему!

 

Владимир Лифшиц
Баллада о черством куске

 

По безлюдным проспектам
Оглушительно-звонко
Громыхала
На дьявольской смеси
Трехтонка.
Леденистый брезент
Прикрывал ее кузов -
Драгоценные тонны
Замечательных грузов.

 

Молчаливый водитель,
Примерзший к баранке,
Вез на фронт концентраты,
Хлеба вез он буханки,
Вез он сало и масло,
Вез консервы и водку,
И махорку он вез,
Проклиная погодку.

 

Рядом с ним лейтенант
Прятал нос в рукавицу.
Был он худ,
Был похож на голодную птицу.
И казалось ему,
Что водителя нету,
Что забрел грузовик
На другую планету.

 

Вдруг навстречу лучам -
Синим, трепетным фарам -
Дом из мрака шагнул,
Покорежен пожаром.
А сквозь эти лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, -
Плавно, медленно, сыто...

 

- Стоп! - сказал лейтенант. -
Погодите, водитель.
Я,- сказал лейтенант,-
Здешний все-таки житель. -
И шофер осадил
Перед домом машину,
И пронзительный ветер
Ворвался в кабину.

 

И взбежал лейтенант
По знакомым ступеням.
И вошел...
И сынишка прижался к коленям.
Воробьиные ребрышки...
Бледные губки...
Старичок семилетний
В потрепанной шубке.

 

- Как живешь, мальчуган?
Отвечай без обмана!.. -
И достал лейтенант
Свой паек из кармана.
Хлеба черствый кусок
Дал он сыну: - Пожуй-ка, -
И шагнул он туда,
Где дымила буржуйка.

 

Там, поверх одеяла -
Распухшие руки.
Там жену он увидел
После долгой разлуки.
Там, боясь разрыдаться,
Взял за бедные плечи
И в глаза заглянул,
Что мерцали, как свечи.

 

Но не знал лейтенант
Семилетнего сына:
Был мальчишка в отца -
Настоящий мужчина!
И когда замигал
Догоревший огарок,
Маме в руку вложил он
Отцовский подарок.

 

А когда лейтенант
Вновь садился в трехтонку,
- Приезжай! -
Закричал ему мальчик вдогонку.
И опять сквозь лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, -
Плавно, медленно, сыто...

 

Грузовик отмахал уже
Многие версты.
Освещали ракеты
Неба черного купол.
Тот же самый кусок -
Ненадкушенный,
Черствый -
Лейтенант
В том же самом кармане
Нащупал.

 

Потому что жена
Не могла быть иною
И кусок этот снова
Ему подложила.
Потому, что была
Настоящей женою,
Потому, что ждала,
Потому, что любила.

Как воспитывать детей, знает каждый, за исключением тех, у кого они есть. Эрнст Легуве